ПРАВДЫ РАДИ
А последствия аварии были ужасны. Погибли сразу или скончались потом в госпитале 48 человек, несколько десятков получили ранения, ракета-носитель с космическим аппаратом и часть наземного оборудования были уничтожены, стартовое сооружение и пусковая установка требовали годичного капитального ремонта. В историю отечественной ракетно-космической техники вошла еще одна катастрофа, вторая по тяжести последствий после той, что была 24 октября 1960 года на космодроме «Байконур» и теперь известная как «неделинская»…
В тот год на Мемориале в Мирном одновременно появилось еще сорок пять могил (троих родные похоронили отдельно, увезя на родину), а между ними — другие девять, тех, кто погиб семью годами раньше. Помолчим минуту…
При въезде в Мирный городок,
Где парк у школы музыкальной,
Бессменно тлеет огонек,
Застыл бетон мемориальный.
И тем, кто нынче далеко,
Немой укор таят могилы…
На крайней выцвело:
«ГРИНЬКО»,
Две даты,
«Валентин Гаврилыч».
Давай, негромко по душам
Поговорим с тобой как раньше:
Камышин вспомним, Тюратам,
Простим обиды нам и наши.
Ты все такой же, как тогда,
Улыбка та же, не твердеет,
А нас, как видишь, трут года,
И те, кто жив, не молодеют:
Тот — все болеет, тот — устал,
Те — хорохорятся некстати,
У всех профессия проста:
Пенсионер — не испытатель.
Что живы — не считай виной:
Нам миг беды бывал неведом,
Придет — защиты нет иной,
Как знать свое и за соседа.
Об остальном молись судьбе,
Чтоб вышло так, а не иначе,
Чтоб принесла она тебе
Не чуда, нет, — простой удачи.
И у последней той черты,
Когда ракета взбунтовалась,
Я знаю, нет, не дрогнул ты —
Твоя удача зазевалась.
Ведь мог же ты пойти
в обход,
Какой-нибудь потрогать
вентиль,
Не сделать лишний шаг — и вот
Все обошлось бы
«в элементе»? —
Не хмурься, я не позабыл,
Что здесь срезать углы
не надо:
Есть правда — сорок семь могил
В одном строю с твоею рядом.
И надо помнить ваш укор
И не скрывать его причину,
Ведь быль о вас до этих пор
Известна вряд ли вполовину.
Здесь смерти
без причины нет,
А те — наказаны напрасно,
И время вышло дать ответ
Прямой, бесхитростный
и ясный,
А истину держа в руках,
Не отступить потом ни пяди
Не ради склок, не ради благ,
Не ради мщенья —
правды ради!
Прошу прощенья, старикан,
Я многословен стал с годами. —
Вот твой наполненный стакан.
Поставлю здесь,
на серый камень…
Ну что ж, приступим, помня упрек ушедших
Для расследования причин аварии распоряжением Совета Министров СССР от 19 марта 1980 года N465 была создана Государственная комиссия во главе с заместителем Председателя Совета Министров СССР Л.В.Смирновым. Членами комиссии были назначены Министр общего машиностроения СССР С.А. Афанасьев, заместитель Министра обороны СССР по вооружению маршал войск связи Н.Н. Алексеев, Главнокомандующий РВСН генерал армии В.Ф.Толубко, начальник ГУКОС генерал-лейтенант А.А.Максимов, начальник управления Генерального штаба ВС СССР генерал-полковник Ф.Л.Чернявский. В работе комиссии приняли участие не только военные, но и ведущие ученые, специалисты и испытатели ракетно-космической техники. Так, в состав Государственной комиссии вошли генеральные конструкторы Д.И.Козлов, В.П. Глушко, В.П. Бармин и многие другие ученые и создатели ракетно-космической техники. Через шесть часов после аварии комиссия прибыла на полигон и приступила к работе. После доклада командования полигона и руководства боевого расчета о последствиях и обстоятельствах катастрофы, предварительных результатах анализа ее возможных причин, принятых первоочередных мерах Государственная комиссия утвердила программу работ по расследованию причин аварии и поручила начальнику ГУКОС генерал-лейтенанту А.А.Максимову непосредственное руководство ее выполнением. Председатель комиссии Л.В.Смирнов призвал всех участников работ быть предельно искренними и заверил, что каковы бы ни были результаты расследования, уголовных дел по ним возбуждаться не будет.
За два с половиной месяца комиссия проделала огромный объем работы. Были проведены многократный детальный опрос всех участников работ и свидетелей происшествия, тщательный осмотр и всестороннее исследование остатков техники, комиссия изучила состояние производства на заводах-изготовителях, проанализировала статистику подготовки и пусков ракет-носителей этого класса и результаты расследования других аварий, сформировала несколько версий о возможных причинах катастрофы, поставила ряд экспериментов для их проверки. К работе комиссии было привлечено множество высококвалифицированных экспертов из предприятий и научно-исследовательских учреждений промышленности, министерств обороны и внутренних дел, КГБ и Академии наук СССР.
Что стало причиной катастрофы? Кто виноват? На эти и множество других вопросов надо было найти ответы. А сделать это было непросто. Пожар уничтожил многое, что могло пролить свет на истину. Основная сложность в расследовании заключалась в том, что не было точно известно, где произошел первый взрыв. Те, кто мог ответить на этот вопрос, погибли в огне. И хотя было собрано множество показаний очевидцев, но считать их полностью объективными было нельзя, так как многие из свидетелей трагедии в момент взрыва находились на значительном удалении от ракеты.
В результате комиссия выдвинула девять версий причин катастрофы, но борьба мнений сосредоточилась, главным образом, вокруг двух основных.
Одна из них, условно названная «верхней» и ставшая в итоге официальной, исходила из показаний большинства свидетелей, а также бесспорно установленного факта, что при заправке ракеты была течь жидкого кислорода в месте подсоединения заправочного шланга к баку с жидким кислородом третьей ступени ракеты, и боевой расчет намеревался устранить ее нештатным способом, обмотав стык мокрой тканью. Было ли это сделано — вопрос спорный, так как единственный исполнитель, ефрейтор Я.Н.Великоредчанин, погиб при аварии.
По этой версии предполагалось, что пропитанная кислородом ткань загорелась от случайной искры, произошла вспышка, в результате которой была нарушена герметичность подводящих коммуникаций кислорода. Произошел интенсивный выброс жидкого кислорода, который и привел к взрыву всей ракеты.
Главным доводом сторонников этой версии были показания около 80 процентов из нескольких десятков свидетелей происшествия о том, что первые признаки аварии (вспышка, пламя) были замечены ими в верхней части ракеты. В первую очередь проводился опрос тех, кто в момент аварии оказался наиболее близко к ракете: их информация была наиболее ценной, а клинический диагноз (тяжелые обширные ожоги) заставлял опасаться скорого летального исхода. Шесть из семи опрошенных в госпитале свидетелей катастрофы утверждали, что первый взрыв произошел в нижней части ракеты, в районе одной из заправочных ниш перекисью водорода. К сожалению, их свидетельства не были использованы должным образом, может быть, частично из-за того, что врачи вынуждены были запретить продолжение бесед с ними.
Но большинство свидетелей все же поддерживало «верхний» вариант первого взрыва. Критики этой версии обращали внимание на то, что обзор нижней части ракеты был закрыт элементами стартового оборудования, поэтому те, кто находился далеко от ракеты в момент взрыва, могли принять за «верхний» взрыв отблеск «нижнего» в парах, окутывающих ракету.
Сомнения в правильности «верхней» версии вызывало и то, что течи на этом стыке возникали и раньше. При этом его устройство и условия работы были таковы, что течь жидкого кислорода была всегда наиболее интенсивной в начале заправки, затем уменьшалась в процессе заправки, а к концу, как правило, прекращалась полностью без вмешательства боевого расчета. Так было и на этот раз. Возможно, что и на этот раз боевой расчет никаких действий по устранению течи не предпринимал.
Были, однако, и более весомые аргументы, которые, по мнению противников «верхней» версии, позволяли отвергнуть ее однозначно:
— Во-первых, при осмотре останков ракеты был обнаружен фрагмент кислородного бака головного блока с прожогом. Это говорило о том, что когда возникший после взрывов пожар уже охватил всю пусковую установку, этот бак был еще невредим. Отсюда следовало, что начало аварии было не здесь, а где-то в другом месте;
— Во-вторых, ни один из экспериментов с мокрой тканью не позволил взорвать ее;
— В-третьих, авария, начавшаяся пожаром и взрывом на головном блоке заправленной ракеты этого класса, уже имела место в 1966 году на космодроме «Байконур». Тогда это был довольно длительный процесс распространения пламени и серии взрывов вниз, закончившийся общим взрывом ракеты на стартовом комплексе через несколько минут, причем весь боевой расчет успел эвакуироваться. В данном же случае все произошло настолько мгновенно, что от боевого расчета не было получено ни одного сигнала тревоги.
Но эти и другие аргументы против «верхней» версии так и не встретили понимания у членов комиссии.
Сторонники «нижней» версии полагали, что авария произошла из-за попадания нештатного катализатора, например, свинца или его сплава, в магистрали или баки перекиси водорода первой или второй ступени ракеты. В этом случае началось бы мгновенное разложение перекиси водорода, которое могло завершиться взрывом с образованием большого количества чрезвычайно агрессивного атомарного кислорода, способного буквально испепелить мгновенно все, что только может гореть.
В пользу этой версии свидетельствовали следующие факты:
— Во-первых, при осмотре остатков техники был обнаружен необгоревший фрагмент ракеты. Специалисты знают, что наличие таких фрагментов позволяет однозначно установить место первого взрыва. В данном случае это был кусок обшивки из нижней части центрального блока ракеты, где размещается бак перекиси водорода;
— Во-вторых, несколько свидетелей происшествия утверждали, что непосредственно перед первым взрывом они слышали нарастающий шипящий свист. Этот звук мог быть вызван выходом продуктов разложения перекиси водорода из бака через дренажно-предохранительный клапан, пока его пропускной способности было еще достаточно для сброса избыточного давления;
— В-третьих, боевой расчет, проводивший контроль уровня перекиси в баке, показал, что непосредственно перед первым взрывом этот уровень резко «ушел», что могло быть вызвано вытеснением жидкой перекиси продуктами ее разложения.
Были и другие доводы в пользу «нижней» версии. Однако драматизм ситуации состоял в том, что для завязки аварийного процесса было бы достаточно и малой частицы нештатного катализатора, а для признания правильности версии требовалось найти эту частицу среди многих десятков тонн искореженных взрывами и пожаром обломков ракеты, космического аппарата и наземного оборудования.
Из воспоминаний Владимира Леонтьевича Иванова (в те годы — начальник 53-го НИИП): «Я был категорически против виновности боевого расчета. Подтверждением этого могло стать доказательство другой, так называемой «перекисной» версии. Один из опытнейших специалистов, работавший в комиссии, сказал мне: «Найдите остатки фильтров перекиси водорода, тогда можно будет что-то доказать». Но, к сожалению, в развалинах старта не удалось обнаружить даже мельчайших фрагментов фильтра».
Правды ради надо сказать, что детальный анализ технологии изготовления ракеты, проведенный комиссией, позволил дать однозначное заключение о том, что в бортовых магистралях и баках перекиси водорода ракеты нештатного катализатора ее разложения не было, а это существенно ограничило круг поиска. И здесь решающей ошибкой сторонников «нижней» версии стало то, что они исключили из рассмотрения наземные заправочные магистрали. Казалось бы, для этого имелись достаточные основания, поскольку при исследовании наземных магистралей было установлено, что они не подвергались воздействию взрыва изнутри. Конечно, надо было тщательно отработать и эту версию, когда разложение перекиси водорода нештатным катализатором начинается в наземных магистралях, проникает в бортовые магистрали ракеты и заканчивается взрывом в баке.
Ситуация стала тупиковой. У каждой из версии оказались не только веские «за», но и «против». Промедление или какая-либо неоднозначность с выводами не были бы поняты «наверху». Время тщательного анализа истекло, пришел черед политических решений.
«Верхняя» версия устраивала многих, особенно представителей промышленности, поскольку возлагала основную ответственность за аварию на боевой расчет, прежде всего на погибших, которые сраму не имут и вины не боятся. Какие бы то ни было сомнения в состоятельности «верхней» версии отметались. Не взрывается смоченная водой ткань — появляются новые показания свидетелей о том, что поблизости был пролив керосина. Можно ли исключить, что погибший номер расчета, прежде чем взяться за ткань, намочил руки керосином. Нельзя, значит, так и было. Все равно ткань не взрывается — значит, она водой не смачивалась. И так далее.
Сегодня трудно сказать, какую позицию должен был выбрать в этой ситуации каждый член комиссии (а в ней были уважаемые и заслуженные специалисты). Издержки официальной версии были очевидны, однако не удалось выдвинуть никакой иной версии, в том числе и «нижней», за которую можно было вы пойти в штыки до конца.
Генерал-полковник Владимир Леонтьевич Иванов, в то время начальник 53-го НИИП, так оценил результаты работы комиссии: «Нужно признать, что на тот момент выводы комиссии о виновности боевого расчета были не совсем справедливы, но объективны. Они были основаны на том, что первоначально от комиссии пытались утаить часть истинной информации об утечке кислорода. Такое поведение военных и породило недоверие к ним…».
Начальник отдела анализа полковник А.С.Толстов, возглавлявший по решению Государственной комиссии комплексную рабочую группу, так характеризовал позицию начальника полигона в период расследования: «Владимир Леонтьевич по ночам заслушивал результаты работ за день, подводил итоги, обязывающих советов не давал, на заседаниях комиссии активности не проявлял. Мы ждали от него помощи, защиты — и не получали. И только спустя время, когда отдалились бушующие страсти, стали понимать: воинствующая активность Иванова действовала бы на определенно нацеленное руководство комиссии как красная тряпка на быка. Он лучше нас понимал, что решение комиссии предопределено, и прагматично просчитывал последствия».
Можно ли было сделать больше? Наверное, можно, но не нам судить об этом. Не судите, да не судимы будете.
Результаты работы комиссии были изложены в нескольких десятках томов. В головном — Акт комиссии с кратким описание обстоятельств и последствий происшествия и заключением, что причиной катастрофы стал «взрыв (воспламенение) пропитанной кислородом ткани в результате несанкционированных действий одного из номеров боевого расчета» — конкретно ефрейтора Я.Н.Великоредчанина, по устранению течи жидкого кислорода нештатным способом.
После утверждения правительством страны Акта комиссии на основании сделанного ею заключения было издано Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 5 июня 1980 года «О результатах выяснения причин взрыва ракеты-носителя Р-7А при подготовке к запуску спутника «Икар». Этим постановлением были объявлены выговор начальнику полигона генерал-майору В.Л.Иванову и строгий выговор начальнику испытательного управления полковнику С.В.Есенкову.
Приказами Министра обороны СССР от 14 июля 1980 года N00114 и Главнокомандующего РВСН от 24 июля 1980 года N0042 двенадцать офицеров полигона были наказаны в дисциплинарном порядке, причем майор В.И.Куриной — командир подразделения, в котором служил ефрейтор Я.Н.Великоредчанин, и майор М.Х.Даминев, непосредственно контролировавший его работу, были представлены к увольнению из Вооруженных Сил СССР с позорной формулировкой. Остальные виновники происшествия были наказаны начальником полигона.
Расследование закончилось, приказы состоялись, надо было жить и работать дальше. Но, кроме чувства несправедливости наказаний, была и тревога за то, что истинные причины аварии до конца не раскрыты и, значит, еще дадут о себе знать. Из воспоминаний полковника И.В.Терновых о работе боевого расчета спустя месяц после катастрофы: «Трагическое событие потрясло до глубины души всех оставшихся в живых испытателей, членов их семей, жителей города Мирного. Каково было нам дальше жить и работать, когда высшие инстанции так несправедливо подошли к оценке нашего тяжелого и опасного труда. Но мы остались людьми, и уже через месяц после катастрофы, в День космонавтики, 12 апреля, провели очередной запуск с ПУ N1 войсковой части 13973. Признаюсь, страшно было начинать все работы после такого потрясения. Но наши прочные знания техники, огромный приобретенный опыт ее эксплуатации вселяли уверенность в своих действиях. Тем не менее, нервы у всех были «на взводе». В процессе подготовки к запуску при автономных испытаниях незаправленной ракеты был проведен сброс давления наддува из баков через дренажно-предохранительный клапан. Большинство личного состава боевого расчета, находившегося в этот момент на колоннах обслуживания, услышав громкий звук, похожий на выстрел, с огромной скоростью «посыпались» вниз по лестницам колонн».
А через год, 27 июля 1981 года, при подготовке к пуску ракеты-носителя «Союз» на первой пусковой установке полигона трагедия могла повториться. В ходе заправки ракеты перекисью водорода боевой расчет доложил о сильном нагреве корпуса фильтра в наземной заправочной магистрали. Мгновенно было принято правильное решение остановить заправку и немедленно слить перекись. Из магистрали заправки извлекли фильтр, внешний вид которого показывал, что шел высокотемпературный процесс разложения перекиси. Вообще, перекись водорода — это крайне неустойчивое химическое соединение, и любая соринка или использование нештатных материалов могут вызвать взрывообразное каталитическое разложение перекиси с выделением большого количества чрезвычайно активного, раскаленного атомарного кислорода, способного поджечь все, что может гореть.
И только благодаря грамотным действиям боевого расчета, но и, не будем лукавить, изрядной доли везения удалось избежать новой катастрофы.
Стало очевидным, что в аварии 1980 года разложение перекиси началось еще в наземных магистралях и завершилось взрывом на борту ракеты.
Исследования фильтра показали, что его пайка на заводе-изготовителе ПО имени Фрунзе в городе Сумы была произведена не чистым оловом, нейтральным к перекиси водорода, а оловянно-свинцовым припоем («третником»), который и стал катализатором его разложения. Более того, было установлено, что применение третника взамен олова было разрешено конструкторской документацией — ведомостью изменения, выпущенной Конструкторским бюро общего машиностроения незадолго до аварии 1980 года. При этом КБТМ не отрицало, что такое извещение об изменении припоя было выпущено, но настаивало на том, что оно было выпущено ошибочно и не было реализовано на производстве. Однако доказать документально, что при заправке взорвавшейся ракеты были использованы некондиционные фильтры, и добиться пересмотра решения Государственной комиссии в то время оказалось невозможным.
Историческая справедливость требовала добиться пересмотра решения комиссии. Благодаря многолетним усилиям ветеранов космодрома, экспертов, принимавших участие в расследовании катастрофы, в 1995 году по поручению первого заместителя Председателя Правительства России О.Н.Сосковца было проведено дополнительное расследование обстоятельств трагедии. В акте по итогам расследования говорилось: «Межведомственная комиссия полагает необходимым полностью реабилитировать личный состав боевого расчета космодрома «Плесецк», участвовавших в подготовке к пуску РН типа Р-А7 18 марта 1980 года, и восстановить их в правах и льготах».
Своим поручением от 6 сентября 1995 года NОС-П7-27456 О.Н.Сосковец передал полномочия Правительства РФ в этом деле Министерству обороны. И 5 февраля 1996 года Министром обороны было подписано соответствующее Решение NР-4075. Этот день можно считать датой официальной реабилитации боевого расчета космодрома. После катастрофы прошло 5803 дня…
17 марта 1996 года на космодроме «Плесецк» отмечали тридцатилетие запуска своего первого искусственного спутника Земли («Космос-112»). Весь офицерский состав космодрома застыл в парадном строю у Мемориала, а на дальнем краю, у могилы Валентина Гавриловича Гринько, старшего среди равных, собралась небольшая уже группа участников того запуска.
И на могильном камне стоял простой граненый наполненный стакан с ломтиком ржаного хлеба. Начальник космодрома генерал-майор А.Ф.Овчинников объявил состоявшееся решение о реабилитации боевого расчета, и новое поколение испытателей ракетно-космической техники прошло перед последним приютом погибших, отдавая воинские почести их памяти…
В статье использованы материалы, фото и фрагменты из следующих источников:
1. «Северный космодром России». Космодром «Плесецк». 2007 год.
2. «При въезде в Мирный-городок…» Д.Иванов. ЗАО «Издательский дом Гамма». 1997 год.
3. Открытые интернет-источники.
18 марта 1980 года в 19 часов 01 минуту тишину архангельской
тайги расколола серия взрывов. Первое донесение о катастрофе
было немногословно: «На четвертой пусковой установке при подготовке к пуску ракеты-носителя «Восток-2М» произошла авария с гибелью личного состава боевого расчета, потери и другие последствия уточняются».
ПРАВДЫ РАДИ
ПРИЧИНЫ ТРАГЕДИИ И РЕАБИЛИТАЦИЯ
БОЕВОГО РАСЧЕТА
